Она не терпела пафоса, не умела притворяться и никогда не просила прощения за свою прямоту. Даже дома Фаина Раневская была собой — неудобной, колкой, бесконечно умной. Рассказываем, как жила великая актриса, которая не играла в звёздность, но осталась символом.
От Таганрога до Москвы
Фаина Раневская родилась в Таганроге, в состоятельной семье. В Москве она оказалась совсем юной — с амбициями, но без связей. Первым адресом в столице стал дом балерины Екатерины Гельцер на Рождественском бульваре. Та приютила наивную провинциалку у себя дома, ввела в богемный круг и дала первые важные знакомства.
Позже Раневская жила в коммунальной комнате на Большой Никитской — в бывшем особняке семьи Натальи Гончаровой. Там она обретала свою сценическую судьбу, делила быт с актрисой Павлой Вульф, которую называла мамой.
В 1948 году она переехала в Старопименовский переулок, где прожила долго и тяжело — в тесной угловой комнате без солнечного света, с лампочкой, которая всегда горела. Позже были «Котельники» — знаменитая высотка на набережной. Несмотря на роскошный фасад, квартира над хлебным магазином и кинотеатром не приносила покоя. «Я живу над хлебом и зрелищем», — шутила она.
Только в 1973 году Фаина Георгиевна переехала в свою последнюю квартиру — на Большой Палашевский переулок, 3. Здесь она жила до конца жизни. Это и был ее настоящий дом.
Жизнь без приличий, но с правдой
Раневская не создавала образа — она просто жила. С язвительным юмором, любовью к уединению и полной нетерпимостью к глупости. В быту она была такой же, как на экране: немного чудаковатой, абсолютно честной, с прищуром на весь мир.
Она могла сказать фразу вроде: «Жизнь прошла, как будто я ее где-то отстояла» — и тут же пойти мыть пол, потому что не выносила грязи. Но терпеть не могла пылесосы — «жужжание этих машин доводит до истерики».
Дом без глянца
Ее квартира не напоминала музей или актерскую гримерку. Там не было позолоты, но были книги, старые кресла, кошка и чайник, в котором кипятилась вода для гостей. На стенах — фотографии, афиши, открытки. Все было немного хаотично, но с теплом.
Гости чувствовали себя как дома — и это было не из вежливости, а из честности. Если не нравилось — Фаина Георгиевна могла сказать прямо: «Что вы тут сидите, как будто на допросе. Выпейте чаю или уходите».
Квартира на Большом Палашевском была единственным пространством, которое она могла назвать по-настоящему своим — с лоджией, библиотекой, растениями и фотографиями любимых людей. Здесь она принимала гостей, заботилась о своем псе Мальчике, кормила птиц с кухонного подоконника.
Странные подарки с характером
Раневская не любила «дарить как принято». Если она что-то дарила — то с подтекстом. Один знакомый актер как-то получил от нее книгу о болезнях печени: «Тебе, милый, пора задуматься». Подруге — справочник по психиатрии: «Чтобы понимать, с кем имеешь дело».
При этом в ее странности была забота — только выраженная без сантиментов. Это была ее форма любви: колкая, но точная.
Речь как оружие и стиль жизни
Она говорила как будто под запись. Ее фразы разлетались в цитаты — потому что в них была суть. Раневская не болтала, она резала по живому. «Если человек тебе сделал зло — дай ему конфетку. Он сделал тебе зло, а ты ему — доброту. А потом — бац, по голове!»
Даже в быту ее речь была театром. Она могла выругаться изящно, пошутить едко, бросить реплику, которую потом цитировали годами. Но никогда — не фальшивила.
Одинокая — но не несчастная
Она никогда не скрывала своей одиночества, но и не страдала на публику. «Я была одна, но не одинока», — говорила она. В ее доме было тихо, но никогда не было ощущения пустоты. У нее были книги, воспоминания, ирония и самоуважение.
И, пожалуй, главное: Раневская жила без желания понравиться. Ни зрителям, ни властям, ни даже соседям. Она просто была собой. И этим стала вечной.
Обложка: kino-teatr.ru